В подвале
И сразу перестало быть страшно. Наоборот, сделалось легко и радостно. Неужто он встретится с
самим Эрастом Петровичем, которого папа называет «русским принцем Флоризелем»? С таким
человеком нечего бояться. Он был сыщик от Бога — хладнокровный, решительный, не
останавливающийся ни перед какими препятствиями. Можно не сомневаться, что, поняв важность
задачи, Эраст Петрович сделает все как надо. Ластику достанется всего лишь роль рассыльного:
передать письмо да доставить Камень обратно в двадцать первый век.
Ах, о скольком надо будет расспросить великого прадеда! Его биография полна темных пятен,
бедный папа бьется над некоторыми из них всю жизнь. В первую очередь нужно будет выяснить про
подводные экспедиции Эраста Петровича, потом про его жизнь в Японии и, конечно, про знаменитые
нефритовые четки. А еще…
— Половина двенадцатого, — перебил понесшиеся вскачь мысли шестиклассника мистер Ван
Дорн. — Пора. Мы потратили уже час. Я позвоню вашему отцу и скажу, что мы решили еще и
заглянуть в Третьяковскую галерею. Но в любом случае мы должны будем вернуться не позже шести.
У вас еле-еле хватает времени, чтобы дойти до Сверчкова переулка, поговорить с прадедушкой и
дождаться его возвращения с Камнем. Будем надеяться, что нескольких часов Эрасту Петровичу
хватит. Хотя, если моя гипотеза верна… — Он забормотал себе под нос что-то неразборчивое. Потом
тряхнул головой. Поднялся. — Там видно будет. Вперед!
Профессор взял саквояж, надел плащ и шляпу, обмотал горло шарфом.
— В погребах холодно, а мне придется вас долго ждать. Если только… — и снова не договорил.
Ластик надел ботинки, натянул свою спортивную куртку замечательно переливчатого красного
цвета с надписью Chelsea, нахлобучил бейсболку, и заговорщики спустились во двор, стараясь
держаться поближе к стене дома — не дай Бог, еще папина секретарша случайно увидит из окна.
Подождали, пока к подворотне проковыляет бабушка из соседнего подъезда.
— Вперед! — подал команду Ван Дорн. — Следите за окнами. Если кто-то смотрит, дайте знать.
Ластик задрал голову и пробежал взглядом по этажам. Вроде никого.
Лязгнул замок, скрипнула решетка.
— Есть, — залихватски объявил профессор. — Быстро вниз!
Проскользнув в щель, Ластик сбежал по наклонному спуску в темное жерло подвала. Ван Дорн
прикрыл дверь и последовал за своим юным сообщником.
Мощный луч фонаря осветил широкий захламленный проход, уводивший вперед, в черноту.
Ничего особенно таинственного в вожделенном погребе Ластик не обнаружил. Вдоль стен
валялись лопнувшие покрышки и проржавевшие обода колес, уже знакомый кузов грузовика, кучи
щебня, ржавый ковш растворомешалки.
— Поразительно, как этой недвижимости до сих пор не нашли полезного применения, — заметил
мистер Ван Дорн.
— Папа говорит, что пробовали, но никак не разберутся, какая организация владеет подвалом. И
потом, очень много денег нужно. Знаете, какая тут площадь? Чуть ли не…
— Я знаю, какая тут площадь, — сухо перебил профессор. — Я про эти подвалы знаю всё. Вы бы,
Фандорин, лучше под ноги смотрели. Нам прямо и направо, в бывший склад мануфактурных товаров.
Шаги гулко отдавались под высокими сводами. Где-то размеренно капала вода. В темноте
прошуршал кто-то юркий, проворный.
Но с мистером Ван Дорном шестикласснику было совсем не страшно. Один раз показалось, что
сзади донесся шорох. Ластик обернулся, прислушался — нет, вроде бы тихо.
Они прошли галереей, повернули направо и вскоре оказались в большом зале — свет фонаря не
доставал до противоположной стены.
Первое, что заметил Ластик, — яркий и тонкий луч, вертикально пронзающий тьму и
заканчивающийся на полу золотым кружком.
Профессор объявил:
— Смотрите! Это и есть лаз в 8 часов 35 минут утра 5 июня 1914 года!
Ластик кинулся вперед, поближе к лучу. Поднял голову. Рассмотрел на потолке освещенный
квадратик стекла и чуть не взвыл от разочарования:
— Да нет же, нет! Профессор, вы ошибаетесь! Я знаю, что это такое, папа рассказывал! В
центральном дворе доходного дома раньше был прозрачный пол, весь из плиток толстого стекла.
Специально — чтобы внизу, на складе, было светло! Электричество сто лет назад стоило слишком
дорого. Потом двор покрыли асфальтом, но в одном месте покрытие прохудилось, и видно стекло.
Мы с ребятами в него сколько раз сверху заглядывали, фонариком светили. Темно, и ничего не видно.
Неужто ваш хроноскоп ошибся?
Ван Дорн сосредоточенно рылся в саквояже.
— Мои приборы никогда не ошибаются. Скажите-ка мне, юный фон Дорн, какая сегодня погода?
Пасмурная. Почему же тогда через стекло просачивается солнце? Я вам объясню. Согласно газетам, 5
июня 1914 года утро было жаркое и ясное. Это светит солнце 1914 года. И, пожалуйста, не отвлекайте
меня. Я что-то не могу обнаружить лестницу. Ага, вот она!
Он достал плоский ящик, совершенно не похожий на лестницу. Щелкнул чем-то, и ящик сделался
вчетверо длинней и вдвое шире.
— Вставайте сверху, — велел профессор, держа саквояж под мышкой. — Это одно из моих давних
изобретений. Компактная самораздвигающаяся лестница. Обхватите меня за пояс, а то можете упасть.
У Ван Дорна в руке пискнул маленький пульт, и пол вдруг пополз вниз — Ластик от
неожиданности ойкнул.
Нет, это не пол пополз — это стала подниматься крышка ящика.
— Ух ты, здорово!
— Там телескопический штатив из сверхпрочного и сверхлегкого полимерного материала, —
рассеянно пояснил профессор, глядя вверх, на медленно приближающийся свод с ослепительно
ярким квадратом. — Не вертитесь. Тут высота пять метров, а платформа не рассчитана на двоих.
Знаете что? Давайте-ка лучше сядем. Сначала я.
Он осторожно сел, свесил ноги. Помог Ластику сделать то же самое.
Внизу была кромешная тьма, и казалось, будто чудо-лестница двигается из ниоткуда в никуда. В
луче поблескивали пылинки.
— Приехали, — просипел профессор севшим от волнения голосом.
Снова пискнул пульт. Лестница остановилась. До стеклянного квадрата можно было достать
рукой.
Ластик так и сделал — провел пальцем по толстому слою пыли. Свет стал еще ярче, но разглядеть
что-либо все равно было невозможно.
— Сейчас, сейчас…
Мистер Ван Дорн протер стекло носовым платком, и стало видно синее, безоблачное небо.
Неужели это и вправду небо 1914 года?
— Господи, как же я волнуюсь. Мне надо принять таблетку, — прошептал профессор. — Слушайте
внимательно. Сначала вы совершите пробную вылазку. Ровно одна минута. Шестьдесят секунд. Ясно?
У вас часы есть?
— Еще какие, — показал Ластик. — Мама на день рождения подарила. Можно на пятьдесят метров
под воду нырять, и компас, и секундомер.
— Секундомер — это замечательно. Следите по нему: ровно одна минута, не больше и не меньше.
Приготовьтесь! Сейчас я выну стекло.
Ван Дорн достал из саквояжа самую обыкновенную стамеску. Провел ею по краям стеклянного
квадрата. Постучал в одном углу, в другом. Надавил, приподнял. Сверху дохнуло теплым летним
воздухом.
— Кажется, никого. Как бы я хотел заглянуть туда! Но у меня слишком большая голова, не
пролезет. — Профессор подождал еще с полминуты, прислушиваясь. — Да, похоже, что пусто.
Он просунул руку в отверстие, осторожно вынув и отложив стеклянную плитку в сторону.
Уставился на собственную ладонь.
— Моя рука побывала в прошлом, — растерянно пробормотал профессор. — Какое неповторимое
ощущение.
Встряхнулся, приходя в себя. Шепнул Ластику на ухо:
— С Богом! Включите секундомер. Помните: ровно одна минута!
