Сначала два совершенно непонятных происшествия
Ну, первое происшествие, может, было никаким не происшествием, а так, померещилось. Однако во
имя уже упомянутой точности умолчать о нем было бы неправильно.
Стало быть, выбежал Ластик из подъезда во двор своего дома…
Нет, сначала нужно рассказать про дом и про двор, а то будет непонятно.
Дом, куда в позапрошлом году переехала семья Фандориных, был в своем роде замечательный.
Почти сто лет назад его построило «Варваринское товарищество домовладельцев» на старинной
улице Солянке. Это был, собственно, не дом, а целый комплекс зданий, соединенных в сложную
геометрическую фигуру, с несколькими внутренними дворами, многочисленными арками,
подворотнями и глубоченными подвалами. Хоть Ластик жил здесь уже почти два года, но так эту
громаду толком и не исследовал. Полазил по чердакам, побегал по лестницам с ажурными перилами,
а до подвалов, например, так и не добрался. Правда, попасть в них было трудновато, даже совсем
невозможно. Въезд в подвал (да-да, не вход, а самый настоящий въезд — такой он был высокий и
широкий) закрывала решетка. Папа рассказывал, что сто лет назад в Варваринских погребах
находились торговые склады, после революции — тюрьма, потом автобаза, но вот уже много лет
подземелье пустует, потому что ему никак не могут придумать полезного применения.
Папа у Ластика очень любил историю и про то, что было раньше, знал почти всё. Про то, что
происходит сегодня, он знал гораздо меньше — во всяком случае, так утверждала мама. Поэтому у
него и бизнес не клеился.
В соседнем подъезде, на пятом этаже, располагался офис папиной фирмы. Вся фирма — два
человека: сам папа и секретарша. Сидят, с утра до вечера в компьютер играют, потому что клиентов
нет. А ведь именно из-за папиной работы Фандорины и переехали сюда, на Солянку. И потом, папа
говорил, что это самое лучшее место во всей Москве — вокруг сплошные достопримечательности и
нераскрытые исторические тайны.
Ну так вот.
Выбежал Ластик из подъезда во двор своего замечательного дома, по привычке повертел головой
влево-вправо. Слева за решеткой чернел квадратной пастью уже упомянутый въезд в подвалы, справа
серела подворотня, тоже квадратная.
И там, в подворотне, Ластик вдруг увидел силуэт, показавшийся ему очень знакомым. Какой-то
мальчик стоял там, в густой тени, и, прислонившись к стене, смотрел в эту сторону.
Так ведь это я, это мое отражение, понял вдруг Ластик. Вон и куртка красного цвета!
Но какое в подворотне может быть отражение? Там ни зеркала, ни витрины, ничего.
Ластик зажмурился, потому что если зажмуриться, а после разожмуриться обратно, видно гораздо
лучше.
Но когда он снова открыл глаза, двойник исчез. Осталась одна пустая подворотня.
Это называется «зрительная галлюцинация», сказал себе Ластик — когда видишь то, чего на самом
деле нет. И обрадовался, потому что галлюцинаций у него отродясь не бывало.
Он решил, что поразмыслит над загадочным явлением после, во время урока, а сейчас некогда — в
школу опоздаешь.
Но к подворотне двинулся осторожно, пытаясь сообразить, как мог возникнуть подобный
оптический обман. Встал прямо напротив прохода. Потом попятился назад, к запертой решетке.
Присел на корточки. Галлюцинации больше не увидел.
Зато кое-что услышал.
Тихий, но вполне явственный голос откуда-то позвал:
— Эраст! Эра-аст! Сюда!
Сначала Ластик, конечно, задрал голову и посмотрел вверх, на окна папиного офиса (окна их
квартиры во двор не выходили). Но там, на пятом этаже, были опущены жалюзи. Да и голос
раздавался явно не сверху, а скорее снизу и при этом сзади.
— Эраст! Эра-аст! Сюда! — послышалось вновь.
Из-за решетки, из черного зева подвала — вот откуда звал Ластика странный, придушенный голос.
«А это уже слуховая галлюцинация», подумал шестиклассник, подошел к самой решетке и стал
смотреть в широкое жерло подвала — папа говорил, что когда-то туда въезжали огромные повозки с
бочками и тюками.
Погреба раскинулись на тысячи квадратных метров, подо всем многоподъездным комплексом. Там
имелись залы, галереи, большие и маленькие комнаты — так рассказывал папа, а уж он-то знает. Не
раз Ластик стоял здесь, у входа в подземелье, воображая, сколько всего чудесного и страшного
должно таиться в этом лабиринте. Но попасть вниз было невозможно: на двери висел крепкий замок
— специально для того, чтобы внутрь не лазили дети.
— Эраст, Эраст, сюда! — вдруг услышал Ластик, и так отчетливо, что это никак не могло быть
галлюцинацией.
Что за фокусы?
Он прижался к железным прутьям, и дверь вдруг подалась под тяжестью его тела. Испугавшись, он
отпрыгнул назад. Опустил глаза — и увидел, что замка нет! Створка слегка покачивалась, будто
приглашая распахнуть ее и войти.
Ластиком овладели два противоположных чувства. Первое щекотало грудь изнутри, стискивало
сердце и подначивало: «Иди, иди туда, другого такого случая не будет!» Второе же рассыпало по
спине ледяные мурашки и пискнуло: «Не вздумай! Что еще за голос такой? Беги, пока цел!»
Оглянувшись, нет ли кого во дворе, Ластик проскользнул за решетку и прикрыл за собой дверь.
— Эраст, Эраст, сюда! — позвала темнота. Было страшно, но и любопытно.
Он пробежал по покатому асфальтовому спуску и, оказавшись под сводом погреба, остановился.
Свет с улицы проникал вглубь подвала метров на десять, дальше же было совсем темно.
Ластик заколебался. Не хватало еще опоздать на первый урок. С преподавателем геометрии Михал
Михалычем шутки плохи.
Он уж совсем собрался повернуть назад, но тут услышал опять, теперь совсем близко:
— Эраст, Эраст, сюда!
И так не захотелось идти дальше! Повернуться бы и кинуться из этого нехорошего места наутек.
Ну их, эти тайны и необъяснимые явления.
Еще пару месяцев назад он сбежал бы. Но летом, во время каникул, Ластик решил, что будет
укреплять волю и развивать храбрость. Дело продвигалось трудно. Однажды (дело было на даче)
попробовал досидеть до полуночи на кладбище, но когда над головой страшно заухала птица, не
выдержал — убежал. Пришлось идти во второй раз. Потом заставил себя прыгать с вышки, головой
вниз. С трехметровой спрыгнул, а с пятиметровой так и не сумел. Проторчал наверху битый час.
Дождался, когда рядом никого не будет, и слез. До сих пор стыдно.
Так вот, чтоб потом не было стыдно, Ластик и заставил себя пойти дальше, навстречу зовущему
голосу. Сделал шаг. Потом еще, еще, еще.
Сделалось совсем темно. Сзади ослепительно белел, манил к себе квадрат выхода.
А впереди вдруг блеснули две зеленые искорки. Кошка? Или крыса? К кошкам Ластик был
равнодушен, а вот крыс ужасно не любил.
В подземелье стало тихо. Никто больше шестиклассника Фандорина не звал.
Глаза немножко привыкли к мраку, разглядели впереди что-то большое, прямоугольное.
Десять шагов вперед — и хорош, сказал себе Ластик. Это будет по-честному.
Набрал побольше воздуха, обхватил себя за ребра, чтоб поменьше стучало сердце, и отсчитал
шаги: раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь-восемь-девять-десять.
Остановился. По-прежнему тихо. Прямоугольное, большое оказалось старым кузовом от грузовика
— только и всего.
— Кто тут? — спросил Ластик слегка подрагивающим голосом.
Никакого ответа.
Ну и пожалуйста, подумал он с облегчением. Не хотите отзываться — не надо, а мне в школу пора.
Повернулся и поскорей двинулся к выходу.
Что же это был за голос? Может, просто сквозняк дул: с-с-с, с-с-с, а ему померещилось: «Эрас-сст,
сссюда»? Если, когда вернется из школы, решетка все еще будет незаперта, надо взять фонарик и
забраться снова…
Он аккуратно прикрыл дверь, чтобы отсутствие замка не бросалось в глаза, и быстро зашагал в
сторону улицы, не догадываясь, что главные потрясения этого утра впереди.
