Небольшой урок
расового самосознания
(рассказ)
Адзель любит разглагольствовать насчет подарков судьбы,
которые имеют обыкновение скрываться под личиной напасти.
На этот раз такой вот подарочек скрывался как-то особенно уж
ловко. Правду говоря, Саймон Снайдер ошарашил меня, как
дубиной по балде.
Я упорно грыз провербиальный гранит, никого не трогал, а
тут вдруг заверещал телефон. Неожиданный звук буквально
выдернул меня из кресла — я ведь велел аппарату пропускать
звонки человек десяти, не больше, а всем этим избранным
подробно объяснил, что не надо беспокоить меня по поводам
менее срочным, чем, скажем, невесть откуда взявшийся
астероид, идущий в лобовую атаку на Землю.
Дело в том, что вскоре мне предстояли предварительные
экзамены в Академию. Нет, не вступительные экзамены, до тех
еще целый год, а экзамены, по результатам которых решат, стоит
допускать меня до экзаменов или не стоит. И не приходится
обижаться на Братство — жизнь такая. Свободных коек в
космосе всегда очень мало, и на каждую из них — добрая сотня
претендентов, полных юного энтузиазма. Те девяносто девять,
которых отсеивают… ну что ж, по большей части они
пристраиваются в какую-нибудь компанию, которая, может быть,
когда-нибудь пошлет их работать куда-нибудь за пределы нашей
системы. А если нет — преисполняются мрачной решимости и
начинают копить деньги на развлекательный космический круиз.
Иногда — чаще всего это бывает ночью, когда летишь над
океаном, вдали от городского сияния — посмотришь вверх на
звезды, и сердце прямо готово разорваться. А уж на Луне…
последний раз я летал туда несколько месяцев назад — это был
мне такой подарок на шестнадцатый день рождения — так у
меня слезы даже потекли, какое там небо.
А сейчас я тормозил на тензорном анализе. Представляю
себе, в какую тоску впал бы компьютер Образовательного
Центра, раз за разом выдавая мне на экран одно и то же,
обладай он человеческими эмоциями. Может, потому их в него и
не заложили, эмоции эти самые?
— Мастер Снайдер, — возгласил телефон.
Отказываться от разговора со своим куратором как-то не
принято: его — или ее — мнение может оказаться решающим,
когда тебя будут оценивать, как потенциального студента
Академии — да и любого серьезного заведения.
— Принимаю, — торопливо выпалил я и добавил, когда на
экране появилось худое лицо: — Здравствуйте, сэр.
— Здравствуй, Джим, — сказал Снайдер. — Как дела?
— Вот, очень занят, — тонко намекнул я.
— Да уж. Такой ты, значит, настойчивый и трудолюбивый, что
ли? Все показатели показывают, что такой работой ты себя и в
гроб загнать можешь. Сменить занятие, сбавить темп — вот что
тебе нужно. Даже необходимо.
Ну откуда, спрашивается, взялись по нашу душу
специалисты, берущие на себя смелость распоряжаться твоей
жизнью на основании твоего психопрофиля и своих шибко
умственных теорий? Будь я подмастерьем кого-нибудь из
торговцев Торгово-технической Лиги, плевал бы он с высокой
колокольни на «оптимальную стратегию» моего развития. Он
просто сказал бы мне: «Чинг, сделай то», или «Чинг, выучи се», а
не получится у меня, так сразу я никакой не подмастерье, а
свободный праздношатающийся гражданин, либо даже труп —
ведь говорили бы мы с ним в далеком, незнакомом мире, среди
чужих звезд. Звезд, понимаете?
Только к чему зря мечтать? Подмастерьев у Лиги меньше,
чем волос у нейтрона, и почти все вакансии заполняются
родственниками (это не столько грубая, примитивная
семейственность, сколько глубокая вера, что родственник
человека, умеющего выживать, имеет больше шансов выжить,
чем случайно выбранный наземный малец). Так что я — самый
заурядный студент, старающийся получить место в Академии, а
буде такое удастся — окончить ее, поступить на службу и, может
быть, дорасти в конце концов до капитана.
— Говоря откровенно, — продолжал Саймон Снайдер, —
меня крайне беспокоит твое безразличие ко внеучебным
занятиям. Такое безразличие очень опасно для растущей
личности.
Вот я и придумал некое мероприятие, вполне для тебя
подходящее. К тому же это не просто забава, а настоящее дело,
выполнение которого принесет честь и славу… — тут он
улыбнулся, притворяясь, что притворяется, — всему
образовательному комплексу мегаполиса Сан-Франциско.
— Времени нету! — взвыл я.
— Есть, и сколько угодно. Нельзя же учиться двадцать
четыре часа в сутки, даже если врач разрешит глотать
стимулянты. Мозги от такого киснут. Делу, конечно, время, потехе
час, только где же у тебя хоть час-то этот? Кроме того, Джим,
здесь есть очень серьезное обстоятельство. Мне бы хотелось
при обсуждении кандидатур с чистым сердцем упомянуть о
твоем альтруизме, а не только о технических способностях.
Я обреченно расслабился, позволил креслу тоже
расслабиться вокруг моего тела, и произнес радостным — во
всяком случае, я на это надеялся — голосом:
— Расскажите, пожалуйста, поподробнее, мастер Снайдер.
— Я знал, что могу на тебя рассчитывать. — Он расплылся в
улыбке. — Слышал о предстоящем Фестивале Человека?
— Об этом?.. Конечно, слышал! — с преувеличенным
энтузиазмом завопил я, вовремя сообразив, насколько кисло
прозвучал вопрос.
— Не вижу что-то особой радости, — подозрительно
сощурился мой куратор.
— О, я обязательно посмотрю церемонию открытия, ну и
музыку там, и театр, и всякое — когда будет случай. Только мне
нужно разобраться в этих преобразованиях из теории
гипердрайва, а то…
— Боюсь, Джим, ты не совсем понимаешь значение
Фестиваля. Он — не просто куча каких-то там представлений, он
— утверждение.
Да слышал я это, слышал. Слышал так часто, что скулы уже
от тоски сводило. Вы и сами, наверное, помните аргументацию
устроителей: «Завоевывая звезды, человечество рискует
потерять свою душу. Внеземные колонии раскалываются на
новые нации, для которых Земля — даже не воспоминание, а
нечто совсем смутное. Наши первопроходцы, наши торговцы
рвутся все дальше и дальше, но ими движет не миссионерский
дух, а тяга к приключениям и страсть к наживе. А тем временем
Солнечное Содружество буквально захлестнули чужие —
нечеловеческие — веяния, их источник — не только дипломаты,
Дельцы, студенты и туристы, но и фальшивый блеск ложных
идей, зародившихся вдали от колыбели и родного очага
человечества. Да, согласны, в культурах этих чужаков много
ценного, полезного, но гораздо больше там совершенно для нас
неприемлемого и даже вредоносного, разрушительного,
особенно в области искусства. Кроме того, они берут от нас
гораздо больше, чем мы от них. Так давайте же гордо
подтвердим этот непреложный факт. Давайте взовем к нашим
истокам, к нашей исходной многоликости. Посадим новые корни
в почву, взрастившую наших предков.
Сильно все это липой попахивало, но все-таки рассчитанная
на целый год демонстрация прошлого Земли — картинки должны
быть колоритными. Только какое же там серьезное значение?
Будущее (думал я, благоразумно помалкивая в тряпочку)
принадлежит космосу. Во всяком случае, личное мое — хотелось
бы надеяться — будущее. Ну что мне до каких-то иссохших
костей, во что их ни обряжай? Не подумайте только, что я
презирал прошлое, не был я таким идиотом, даже в том
возрасте. Просто я считал — все, что стоило бы сохранить, и
само сумеет сохраниться, а остальное — пусть себе угасает
потихоньку. Ну вроде как брюхо — хорошее не лопнет, плохого не
жалко.
Вот я и попытался объяснить куратору.
— Конечно же, я слышал про «культурный псевдоморфизм»
и всякое в этом роде. Но не кажется ли вам, мастер Снайдер, что
проблемой является как раз обратное? Вот, скажем, Адзель, это
мой товарищ с Бодана, который занимается здесь
планетологией. Так ведь это — наша, земная наука, а его народ
— первобытные охотники, совсем недавно нами открытые.
Адзель говорит на многих человеческих языках — они у него как-
то очень быстро идут — а недавно обратился, ко всему прочему,
в буддизм. Ведь это воданитам пора бить тревогу — как бы им не
превратиться в этакое подобие землян. — Пример мой малость
хромал — четырех-с-половиной-метрового дракона не так-то
легко превратить в «этакое подобие землянина». Знал Снайдер
это или не знал (кто же упомнит все расы, все миры, найденные
уже в нашем крохотном уголке великого и прекрасного космоса?),
только впечатления я на него не произвел.
— Многообразие внеземного влияния — даже оно одно нас
деморализует, — отрезал он не терпящим возражения тоном. —
Так вот, мне хочется, чтобы наш комплекс выступил на празднике
достойно. Участвовать будут все организации, предприятия,
клубы, церкви нашего мегаполиса, и я хочу, чтобы лидирующая
роль принадлежала учебным заведениям.
— Но ведь так оно, кажется, и решено? Я хотел сказать, сэр,
разве не идет уже подготовка мероприятий?
— Да, да, конечно, — нетерпеливо отмахнулся он. — В
некоторой степени. В степени значительно меньшей, чем я
ожидал от нашей молодежи. Слишком уж много среди вас
космочокну… — он осекся, снова нацепил свою улыбку и так
наклонился вперед, что еще чуть-чуть — и его изображение
вывалилось бы из экрана. — Я тут думал, а что бы могли сделать
мои собственные студенты. Относительно тебя есть просто
первоклассная идея. Ты будешь представлять китайскую общину
Сан-Франциско.
— Ч-е-е-го? — удивленно проблеял я. — Н-н… н-н-но…
— Весьма древняя, почти уникальная традиция, —
продолжал он, словно не заметив его испуга. — Твой народ
живет в этих местах уже пять или шесть сотен лет.
— Мой народ? — Вся комната вокруг меня как-то
перекосилась и закачалась. — То есть я хочу сказать… ну да,
конечно, моя фамилия Чинь, и я ей горжусь. Ну и, может быть,
какие-то комбинации хромосом делают меня немного похожим на
предков. Но… ведь это же, сэр, полтысячи лет! Если во мне нет
крови каждой человеческой породы, когда-либо существовавшей,
то я — чудовищная статистическая флуктуация!
— Верно. Однако случайность, придавшая тебе внешность
твоих монголоидных пращуров, очень нам на руку. Весьма
немногие мои студенты могут похвастаться хоть сколько-нибудь
различимыми расовыми признаками. Я пытаюсь подобрать им
роли, исходя из фамилий, но даже это непросто.
«Да, — думал я с горечью, — конечно. По вашей логике
любой по имени Марк-Антонио должен завернуться на
празднике в тогу, а каждый Смит — выкраситься в синий
цвет»[8].
— Специально для этого случая, — продолжал Снайдер, —
создан местный комитет американцев китайского происхождения.
Я бы рекомендовал тебе связаться с ними, может, там есть
какие-нибудь мысли, информация. Не посоветуют ли они, в какой
роли выступить тебе от имени нашей образовательной системы?
Ну и, конечно же, Центральная библиотека, там столько
исторического материала, что и за всю жизнь не прочитать. Тебе
совсем не вредно познакомиться хоть с чем-нибудь, выходящим
за пределы математики, физики и ксенологии… — По костлявому
лицу куратора скользнула гримаса, и я в уме поставил ему
«хорошо» за искренность. — Возможно, ты придумаешь
передвижную платформу для шествия или еще что в подобном
роде, для чего нужны технические знания и изобретательность.
Это тоже будет плюсом при подаче заявления в Академию.
«Как же, плюсом, — подумал я, — особенно если я завалю
из-за этой дури предварительные экзамены».
— И не забывай, — подытожил Снайдер, — что до начала
Фестиваля осталось всего три месяца. О ходе своей работы
докладывай прямо мне. И не стесняйся советоваться, просить о
помощи — пожалуйста, в любое время. Ведь в этом и состоит
моя главная обязанность — помогать вам развиваться
целостными, многогранными личностями. Ну и все такое прочее.
Больше писать не буду, а то еще вытошнит.
Я позвонил Бетти Райфеншталь, но только затем, чтобы
узнать, можно ли зайти. Головидео — оно, конечно, вещь
хорошая, но только с голограммой нельзя держаться за руки, и
запаха тоже не чувствуешь — ни запаха духов, ни запаха самой
девушки.
Телефон отрапортовал, что Бетти будет только вечером. В
результате у меня было более чем достаточно времени, чтобы
основательно потрепать себе нервы. Не мог я прямо так вот
взять и отказаться от участия в Снайдеровских игрищах. Право-
то у меня было, конечно, и самое полное, и он не стал бы иметь
на меня за это зуб — сознательно. Но и хвалить меня за энергию
и командный дух он станет не так горячо, как мог бы, а ведь это
очень важно при обсуждении кандидатур. С другой стороны, ну
что я знаю про ориентальные цивилизации? Видел стандартные
картинки, читал книгу-другую, когда проходили по литературе
китайскую классику, ну, пожалуй, и все. Все мои знакомые и
незнакомые имели такую же ориентацию (не каламбурю я, упаси
Господь), как и я. А что до этих китайских американцев,
американских китайцев…
